Семья и брак

2. Семья и брак. Камакура

Женщина в Японии, как и в Китае по отношению к мужчине занимает место инь по отношению к ян, Земли по отношению к Небу. Ни о каком равноправии и речи не может быть. Мужчина формально - абсолютный глава дома. Добропорядочная восточная женщина должна быть незаметной, как тень. Она должна была на коленях вползать и, пятясь, выходить из любой комнаты, где находились мужчины и даже мысль о том, чтобы пожаловаться, была для нее недопустимой. Конфуций: "О женщине ничего не должно быть слышно за пределами дома". Наградой добродетельной японской женщине было уважение родных, гарантии от обид и унижений, ощущение безупречности своей репутации и идеальное партнерство в достижении гармонии между инь и ян.

Традиции семейной жизни в Японии глубже всего были заложены в эпоху Камакура, когда на первый план окончательно вышло сословие самураев и самурайские семьи. А в сословии самураев неравенство между мужчиной и женщиной было гораздо сильнее, чем во всех других сословиях. Официальную жену всегда выбирали по политическим соображениям, а не по влечению сердца. В канонах Бусидо записано, что к такому серьезному делу как женитьба нельзя относиться необдуманно и нужно учитывать все обстоятельства. Глава семьи, клана прежде всего заботился о сохранении семейной собственности, фамилии как символа семьи, традиционной семейной профессии, осуществлял контроль над членами семьи. Отправлял культ предков и командовал своим семейным подразделением на войне. Его авторитет был непререкаем, в его решения не вмешивался даже сёгун. Личная жизнь и чувства здесь должны отходить и отходят на задний план. Однако, что чрезвычайно характерно, главной семьи могла быть и женщина!

Для дочерей самураев не было школ, их обучали дома. Плохо образованную жену муж мог выгнать из дома, и это побуждало женщин старательно учиться. От окружающих они учились навыкам ведения домашнего хозяйства, учились быть хорошими женами. Приходящие учителя обучали их грациозному исполнению традиционных ритуалов, таких как аранжировка цветов, чайная церемония, а еще танцам, пению, игре на кото (разновидности цитры). Они учились писать нестрогим японским стилем, а не уставными китайскими иероглифами, читать классические японские романы и стихи, например, «Повесть о принце Гэндзи» (хотя моралисты эпохи и Эдо осуждали это японский супербестеллер на все времена за безнравственное содержание).

Поначалу у вас может создаться впечатление, что японки -- это угнетенные, робкие, неспособные принимать самостоятельные решения создания, которые ловят каждое слово своего мужа. Но во многих случаях это только иллюзия, внешняя сторона привычки. От женщин всегда требовалось, чтобы они именно так себя вели. Но даже в самые строгие времена подчинение японских женщин никогда не было столь безусловным. Современные японки старшего поколения, хотя и выглядят покорными и послушными, в большинстве своем обладают сильным характером и волей. Они умеют прекрасно владеть собой и своей дипломатичностью и настойчивостью добиваются от мужей намного больше, чем энергичные европейки и американки.

Что касается повседневной жизни, то все хозяйственные вопросы японки решают сами. Создается даже впечатление, что многие мужчины скрывают за маской хозяина положения нерешительность, неверие в себя, неспособность чего-либо добиться и стремление опереться на кого-либо другого, то есть те качества, которые у большинства японских женщин полностью отсутствуют. Мужчины любят делать вид, что они все понимают, женщины, наоборот, стремятся свои способности скрыть и показывают, что все, что они делают и говорят, -- свидетельство мудрости главы семьи и что их успехи -- это прежде всего успехи мужа. Символом положения хозяйки издавна считается самодзи -- деревянная лопаточка, которой она раскладывает домочадцам рис. День, когда состарившаяся свекровь передает самодзи своей невестке, принято было отмечать торжественной церемонией. Да, именно на плечи женщины возложены заботы о домашнем хозяйстве. Но ей же полностью доверен и семейный кошелек. О сбережениях на будущее должен думать глава семьи. Он решает, какую долю заработка потратить на текущие нужды. Но выделенными для этого деньгами японка вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Именно она вершит дела внутри семьи, и мужчине не полагается вмешиваться в эту область.

Итак, с одной стороны роли в японской семье четко расписаны. Феодальный домострой прославляет покорность и готовность к самопожертвованию как идеал женственности. Согласно традиционному взгляду японка до замужества должна подчиняться отцу, после свадьбы -- мужу, а став вдовой -- сыну. И тем не менее она имеет куда больше прав, чем женщины в других азиатских странах. Причем права эти не результат каких-то современных веяний, а следствие отведенного женщине "подобающего места". Отношения между мужчиной и женщиной в Японии гораздо более индивидуализированы, нежели в других восточных странах. Все таки это отношения двоих и только двоих, как и в Европе, но личностный характер этих отношений, в отличие от той же Европы, сильнейшим образом нивелирован семейным началом, начиная с самого характера заключения брака.

Только сейчас японский язык заимствовал английское слово "дейт" -- свидание, слово, без которого он прежде вообще легко обходился. Только сейчас самостоятельные знакомства и встречи между юношами и девушками все больше входят в обиход. Но главное не изменилось по сю пору -- свадьба в Японии до сих пор остается делом не столько личным, сколько семейным. И хотя о браках по любви сейчас много говорят, они все-таки остаются скорее исключением, чем правилом. Так в 1960 году родители были инициаторами 85 процентов свадеб. В течение последующего десятилетия число браков по сватовству сократилось, но по-прежнему составляет большинство. Это значит, что молодые японцы до сих пор все еще не обладают самостоятельностью при решении важнейшего из жизненных вопросов. Считается, что лишь старшие могут найти молодежи достойных спутников жизни.

Долг сына -- жениться на девушке, избранной родителями, даже если он не чувствует к ней влечения. Хороший сын выплачивает долг признательности отцу и матери тем, что не ставит под вопрос их решение на этот счет. И если мужчина последовал родительской воле и обеспечил продолжение рода, он может иметь сколько угодно внебрачных связей, не испытывая угрызений совести и не посягая, как ему кажется, на устои собственной семьи.

Итак, по сути сходятся не столько молодые, сколько их семьи. Причем жена обычно переходит в семью мужа, будущего главы всего семейства, на котором лежит ответственность за всю семью – за молодых и старых. Доживать свой век под одной крышей с замужней дочерью здесь до сих пор не принято. (Существует множество японских пословиц о взаимоотношениях невестки и свекрови, но нет ни одной о зяте и теще.) Сына оттого и почитают с рождения словно наследника престола, что именно на него ложится потом долг заботиться о престарелых родителях. Если же в семье есть лишь дочери, отец и мать подыскивают одной из них жениха, согласного на усыновление. При такой свадьбе муж берет себе фамилию жены вместе с сыновними обязанностями по отношению к приемным родителям.

Характерно, что важнейшую роль при сближении семей играют посредники, институт сватовства. Японцы с поразительной изобретательностью стремятся обходить случаи прямого соперничества, где выбор в пользу одной из сторон означал бы "потерю лица" для другой. Именно обоюдная боязнь "потерять лицо" рождает потребность в третьем лице, то есть в посреднике, без которого японцы не мыслят себе никаких переговоров, начиная от сватовства и кончая заключением торговой сделки.

Во время сватовства считается очень важным так обставить первую встречу жениха и невесты, чтобы в случае отказа какой-либо из сторон не унизить другую. Поэтому такие смотрины чаще всего устраиваются как якобы случайная встреча в каком-нибудь общественном месте, например на ежегодной выставке хризантем или во время любования весенним цветением вишен в каком-нибудь парке. Такая встреча, никого ни к чему не обязывая, позволяет молодым и их родителям познакомиться друг с другом.

Свадебный обряд называется в Японии сансан-кудо, «трижды по три – девять раз». Он является кульминацией традиционной свадебной церемонии и шире – ритуалом установления родства между ранее чужими людьми вообще (породнение, так, например, гейша вступая в общину гейш совершает с выбранной ей старшей подругой тот же обряд сансан-кудо, то же самое и у якудза). Жених и невеста делают по три глотка сакэ из трех лакированных чашечек. Брачный союз называется ещё эн мусуби, связывание судеб. Когда «завязывают эн» устанавливают связь, которую не разорвет даже смерть. Когда пара людей с такой связью расходятся, связь не просто прерывается, она должна быть разорвана, эн о киру. Такими вещами в Японии не шутят (однако гейши совершают обратную церемонию при выходе из общины – преподносят всем кто был с ней добр блюда с рисом).

Как и в Китае кроме законной жены знатный, богатый человек мог иметь несколько наложниц, однако в Японии они, в отличие от Китая, обычно жили вне семейного дома, в своих собственных, обычно родительских домах. Это восходит к обычаю дислокального брака и визитных отношений (брак "цумадои", посещение жены). В этом как нельзя лучше отражается менее тесный, менее общинный характер отношения полов в Японии (более касательный, что ли), нежели в Китае и значительно более свободная, самостоятельная роль женщины, особенно вне «мужниной семьи» (к тому же часто мужа принимала, усыновляла семья жены – матрилокальный брак). Историк японской культуры Сабуро Иэнага утверждает, что в средневековой Японии "между любовью и браком не было четкого различия, была немыслима любовь без физической близости" (японская литература не дает нам вплоть до XX в. образа платонической любви). Более того, образцом прочного супружества является, как правило, лишь престарелая чета (прекрасная, прожившая всю жизнь вместе, но как бы и не окруженная многочисленными потомками). Одной из наиболее распространенных поэтических метафор подобного супружества служат сосны-близнецы, растущие из одного корня. Такие сосны называются по-японски "аиои", что означает "рожденные и стареющие вместе". Стволы этих сосен одинаково устремлены ввысь, они одинакового обхвата, они стоят тесно друг к другу, без зазора, но кроны их все же не сплетаются, и один ствол не обнимает другой.

Что же касается восточных традиций многоженства в целом, то они на самом деле не имели широкого распространения в Японии. Система наложниц, процветавшая в Китае, была распространена только в высшем сословии (по законам Иеясу наложница, допускавшаяся как особая привилегия высшего сословия, вовсе запрещалась для простолюдинов). Но даже в высшем слое существовали серьезные отличия от китайской традиции, о которых говорилось выше. С точки зрения японца ввести любовницу в семью -- значило бы нарушить границы двух областей жизни, которые всегда должны быть изолированы друг от друга; нанести ущерб главному ради второстепенного; короче говоря, нарушить заповедь "всему свое место". Таким образом можно сказать, что в Японии, в отличие от Китая, образовалась особая область половой жизни, принципиально отличная от семейной – область романтических, свободных любовных отношений. Хотя она так же как и Китае всячески принижалась и дискредитировалась полностью низвести ее до уровня девиации здесь не удалось.

Японские жены, как и китайские, относятся крайне снисходительно к сексуальным похождениям мужа вплоть до сегодняшнего времени. В современной Японии существует выражение: "Вернуться домой на тройке", весьма своеобразно введшее русское слово в японский обиход. Приведенная фраза означает, что пьяный глава семейства вваливается в дверь среди ночи, поддерживаемый под руки двумя девицами из бара. Жена обязана в таком случае пригласить спутниц в дом, угостить их чаем, осведомиться, рассчитался ли муж по всем счетам, и с благодарностью проводить их. Не забавы мужа на стороне, а проявление ревности жены -- вот что в глазах японцев выглядит аморальным. (Терпимость к такого рода похождением касается, впрочем, лишь женатых мужчин, но отнюдь не распространяется на замужних женщин.)

В то же время романтические (а не чисто сексуальные) отношения, не находя почвы в браке (который есть скорее брак семей, чем самих молодоженов), распустились пышным цветом в «веселых кварталах», в чайных домиках и апартаментах гейш. Такого разгула романтической любви, сверху ориентирующейся на традиции Хейана, а снизу опирающейся на придавленную в средних и низших слоях семейно-общинными узами нуклеарного, парного брака тягу к романтике половых отношений, Китай не знал. Хотя и в виде некого гетто, порой трагического, но очень важного для всей культуры, - менее рассудительная и сбалансированная, чем Китай, менее мудрая, более горячая, молодая Япония все же оказалась подверженной той же силе, что безраздельно царствует на Западе и в России – романтической любви. Причем опять с горьким благородным привкусом смерти.